Зеленый огонь козы

Никита проснулся в день своих двадцати пяти лет с ощущением, что ночь держит его в руках. Во сне всплыло детство: отец в рабочем пиджаке, брат, с которым они когда‑то лазили по крышам, и ту самую фигурку козы от бабушки — крохотная статуэтка, светившаяся мутно‑зеленым светом. Этот свет казался и спасением, и предвестием. Утро поглотило мечты: городные улицы рвались в привычный водоворот. Возле перехода стояли женщины в ярких пальто, разговоры о продаже и выборе уходили в мелкие рутинные детали. По дороге знакомые обсуждали питание: надо ли есть свеклу круглый год, помогает ли она от усталости. Кто‑то рассказывал страшилки о радиации, другие шептали о таинственных практиках и новых эзотерических теориях, словно пытались склеить смысл из обрывков. По радио на углу кто‑то призывал выбирать в депутаты академика Сахарова — голоса с плаката резали воздух, и в этих словах было столько надежды, что они казались почти болезненными. Внутри Никиты нарастало беспокойство: день рождения не приносил праздника, только густую тревогу, как будто все разговоры — о свекле, радиации, пророчествах — были частью одной большой бессвязной сети. Он держал в памяти зеленую козу, и её свет бился как маяк сквозь шелуху городских звуков. Весь день шелокой полосой тревоги, и даже смех, идущий откуда‑то из подворотни, не мог развеять чувства, что мир стоит на полутона перед каким‑то решительным движением. На площади проходил маленький митинг: крик, плакаты, люди, и он услышал прямо в толпе слова — «в депутаты нужно выбирать академика Сахарова» — и эта конкретика ударила по нервам. Рядом собрались несколько проституток, азартно торгуясь с прохожими, их голоса смешивались с речами. Никита шел, держа в кармане помятую открытку от бабушки, и каждый шаг казался шагом в ту же самую ночь, где зеленая коза горела в полуночи.